Никола Хлебный

Как войдешь в храм, справа на стене – образ св. Николая Чудотворца. Лика почти не различить – краски запеклись буровато-коричневой темнотою. Но глаза смотрят ясно, живо и очень добро. И меня сразу потянуло к этому образу. Что-то простое, надежное и необходимое было в нем – как в куске хлеба.
– Так это и есть Никола Хлебный, – пояснила мне монахиня.
– Никола Хлебный? – удивился я. – Первый раз такое название иконы слышу.
– И мы не слышали, пока икону не принесли, – сказала матушка и выдвинула вделанный в киот ящичек для свечей.
– Смотрите.
В ящичке лежали узкие полоски бумаги. Странно... Вся моя родня долгие, бесконечно долгие годы жила по хлебным карточкам. Столько разговоров, столько преданий я слышал, но сами карточки не видел ни разу. В чердачном хламе порою попадались непригодившиеся билеты в кино, талоны на мануфактуру, даже вышедшие из употребления мелкие денежные купюры, но карточки на хлеб – никогда. Первый раз в жизни видел я их.
Одна карточка была выписана на имя Елизаветы Ефимовны Хмелевой – ей полагалось получать в ноябре 1941 года по четыреста граммов хлеба. Вторая – на имя Марии Петровны Павловой, получавшей в ноябре 1941 полную норму – восемьсот граммов. Ноябрьскими карточками ни Елизавете Ефимовне Хмелевой, ни Марии Петровне Павловой не суждено было воспользоваться. 16 октября немецкие войска начали наступление в направлении Грузино, Будогощ, Тихвин и 8 ноября овладели городом, пытаясь сомкнуть второе кольцо блокады вокруг Ленинграда.
На стене висел темный образ свт. Николая.
– Как он сюда попал? – спросил я.
– Не знаю, – покачала головою монахиня в ответ на мои слова. – Женщины, которые образ этот церкви пожертвовали, такую историю рассказывали...
– Какую же?
– Сами они ее слышали в детстве от взрослых. Все так и было: и немцы наступали, и в оккупацию женщины, которым принадлежали карточки, попали. А есть нечего. Ведь карточки эти немцы не отоваривали. Хоть с голоду помирай. Поплакала Елизавета Ефимовна (ей и принадлежал образ), засунула свою хлебную карточку в свечной ящик, помолилась святому Николаю Чудотворцу и спать легла. А утром смотрит: на столе хлеб. Четыреста граммов кусок.
Тут как раз соседка заходит, Мария Петровна. «Это ты, Маша, хлеба принесла?» – спрашивает Елизавета Ефимовна. «Нет, – говорит та. – Откуда? Сама без хлеба сижу». Рассказала ей Елизавета Ефимовна о чуде, и Мария Петровна упросила положить и ее хлебную карточку в свечной ящик.
– Вот так и прожили женщины оккупацию, – завершая рассказ, проговорила монахиня. – Как уж получилось это – неведомо, а только каждое утро в доме по куску хлеба находили. Святитель Никола Хлебный кормил их. Недолго, правда, и были-то они в оккупации – месяц только. Уже в декабре наши войска освободили Тихвин.
Монахиня перекрестилась, взяла полоски бумаги из моих рук, бережно вложила в свечной ящик.
– «Правило веры и образ кротости, – запела она, –воздержания учителя яви тя стаду твоему Яже вещей Истина. Сего ради стяжал еси смирением высокая, нищетою богатая. Отче священноначальниче Николае, моли Христа Бога спастися душам нашим».
– Святителю Николае, моли Бога за мя, грешнаго, – прошептал я, осеняя себя крестным знамением и глядя в светящиеся добротой и мудростью из темно-коричневой, хлебной теплоты лица глаза святителя.

Николай Коняев,
г. Санкт-Петербург
www.piter.orthodoxy.ru

Номер: 
Месяц: 
Год: