И в сердце светит Русь

Георгий Васильевич Свиридов (1915-1998) – выдающийся русский композитор и пианист, произведения которого широко известны в нашей стране и за рубежом. Он создал целый музыкальный мир – классически-возвышенный и истинно народный, ибо музыкант чутко чувствовал, что подлинное в культуре всегда национально. Свиридова почитают у нас как гениального музыканта (по признанию Ивана Козловского: «слушаешь музыку из «Метели» и, хоть неловко, плакать хочется»), однако мало кто знает, что он оставил после себя и богатейшее литературное наследие. Композитор записывал мысли о жизни, о судьбах отечества, о музыке, литературе и искусстве на клочках бумаги, на аудиокассетах, на полях журналов, в маленьких блокнотиках 60-х годов. А с 1972 по 1994 гг. вел своего рода духовный дневник – «летучие» записи в толстых тетрадях большого формата. Стержневой, главной темой этих размышлений является «потеря духовной самостоятельности, важнейший вопрос для всей нашей культуры и всего искусства». Свиридов высказывает свое понимание того водораздела художественных течений, который он наблюдал в современной ему советской культуре. «Размежевание – идет по самой главной, основной линии человеческого бытия, по линии духовно-нравственной. Здесь – начало всего, – смысла жизни!»

Искусство – не только искусство. Оно есть часть религиозного (духовного) сознания народа. Когда искусство перестает быть этим сознанием, оно становится «эстетическим» развлечением.
Россия – страна простора, страна песни, страна минора, страна Христа. Россия – одно из немногих мест, где жизнь жительствует еще. Но свет земли нашей сознательно помрачается с помощью валюты и низких душ, ну и наших слабостей тоже.
Русская культура неотделима от чувства совести. Совесть – вот что Россия принесла в мировое сознание. А ныне – есть опасность лишиться этой высокой нравственной категории и выдавать за нее нечто совсем другое.
Человек, с детства воспитанный на книгах Священного Писания, вживается в величие мира. Он знает, понимает, что в мире есть великое, торжественное и страшное… Страх перед Богом помогает человеку возвыситься. Человек, знающий, что Господь – истинный властелин Мира, Жизни и Смерти, с подозрением относится к самозваным посягателям на величие. Таким человеком не так легко управлять, он имеет в душе крепость веры.
Продажность достигла за это столетие размеров общего бедствия. За деньги люди готовы на все. Деньги – кумир, божество. Мнится, что над миром во весь рост возвышается какой-то гигантский Иуда. Утеряно всякое чувство стыда, всякое чувство уважения к своей стране и народу, наоборот, поощряется всякая продажность.
Искусство нашего века несет большую ответственность за то, что настоятельно и талантливо проповедует бездуховность, гедонизм, нравственный комфорт, кастовую, интеллигентскую избранность, интеллектуальное наслажденчество: упоенно воспевает и поэтизирует всякого вида зло, служа ему и получая от этого удовлетворение своему ненасытному честолюбию, видя в нем освежение, обновление мира.
Новые поколения приходят в мiр вполне чистыми, значит, дело в том, чтобы их воспитать в служении высокому добру…
Я устал от беспочвенных воплей и сетований по поводу «нецивилизованности» России, нецивилизованности русских, главным образом. Странно слышать, когда так говорят соотечественники Лобачевского, Менделеева, Гоголя, Лермонтова, Тютчева, Есенина, Достоевского, Чайковского. Правда, я говорю о культуре, а не о цивилизации, о «Слове о полку Игореве», а не о позолоченном унитазе.
Распространенное в наши дни стремление окарикатурить русскую песню, русскую интонацию, шутовство, переходящее в ерничество. Этого как-то было слишком много. Приелось это желание унизить Русское, «идиотизм деревенской жизни», по выражению одного немецкого профессора.
Наша духовная хоровая музыка – некогда гордость и самобытность нашего духовного сознания, объявлена уже десятки лет вне закона, оскорбляется и истребляется повсеместно. Исполнить духовную музыку иногда можно, но, фактически, нежелательно (и это все понимают). Духовная же музыка католиков объявлена высшей ценностью (даже когда подобные произведения не являются особо интересными), хранятся, исполняются и у нас. Музыка Русского православия истребляется, унижается, третируется в последнее время. Подобно тому, как церковная роспись католических храмов объявлена бесценным сокровищем, а Русская иконопись почти полностью уничтожена и продолжает уничтожаться.
Мусоргский считается новатором, а Рахманинов – консерватором, но музыкальная среда при их жизни боролась и с тем, и с другим. Потому, что борются не с новатором или консерватором, а борются с самой сущностью искусства, с его духом, в данных случаях с христианством и православием.
В нашем веке (теперь) создается большое количество музыки, вся сущность которой заключена в разнообразном и подчас весьма замысловатом движении музыкальной материи. Сочинение такой музыки требует, подчас, большой, кропотливой работы, своеобразной (комбинаторической) фантазии, способной к комбинаторике. Всем этим, несомненно, обладают ее авторы, разумеется в различной степени.
За исполнением таких сочинений можно с интересом следить по партитуре. Такая музыка имеет своеобразную прелесть для дирижера, который с ловкостью престижитатора, показывает музыкантам палочкой, руками, пальцами, головой, иногда всем корпусом, где им вступить со своей игрой, а музыканту интересно также попасть в нужный момент со своей нотой, чтобы заполнить некую ткань, придуманную автором и ожидаемую или неожидаемую слушателем.
Правда, за последнее время подобная игра надоела, нужно новое. Теперь объявлен неоромантизм.
Подобная музыка напоминает мне замысловатый кроссворд, состоящий подчас из разнообразных, иногда красивых слов, которые не так-то легко подыскать.
Еще большую ассоциацию музыка эта вызывает с детективным романом с замысловатой интригой, различными происшествиями, разнообразными убийствами и прочим. Читая такое произведение, следишь за его рациональным построением, к сущности дела оставаясь совершенно равнодушным.
Нравственная сторона поступков (жизни) вообще не принимается во внимание. А между тем, нравственный смысл, нравственное значение искусства – вот главное в нем. Эту нравственную сторону искусство обрело усилиями великих творцов, великих гениев, великих людей нашей эры. Вот против этой великой нравственной идеи и ведется борьба, надо сказать, далеко не безуспешная.
Балетно-симфоническое искусство существует и активно поддерживается Государством для престижа (главным образом – международного). Искусство, как составляющая часть духовной жизни народа, почти перестало существовать.
Другой тип искусства, по идее своей предназначенный для духовного совершенствования нации, влачит теневое, в сущности, жалкое состояние. Это – как бы провинциальное, местное, диалектное творчество, в то время как музыкальный язык, например, симфонической, современной музыки становится однотипным, общераспространенным, среднеевропейским, как у нас теперь говорят.
Двадцатые годы и начало тридцатых были годами интенсивного разрушения Русской культуры.
Часто я вспоминаю свою Родину – Курский песенный край. Россия была богата песней, Курские края – особенно. До пятидесятых годов (как я знаю) хранились в памяти народных певиц и певцов, передаваемые изустно, из поколения в поколение дивные, старинные напевы. Как они прекрасны, как они оригинальны, своеобычны, какая радость – слушать их... Теперь уже так не поют. Радио и особенно телевидение вытесняют эту музыку. Будет жаль, если она совсем исчезнет.
В самом деле, демоническое «богоборчество» Скрябинского «Прометея», парижское «язычество» Стравинского с его культом человеческих жертвоприношений («Весна Священная»), балетное дикарство («Скифская сюита») Прокофьева – все это было ново, ярко, красочно, пикантно, так будоражило сознанием «избранности», щекотало нервы проповедью абсолютной свободы человеческой личности: свободы от социальных обязанностей, свободы от религии, от долга, свободы от совести...
Всему этому буйству оркестровых красок, звуковой фантазии, разрушению гармонии и лада, пряности балетных пантомим, отказу от «нудной» христианской морали, Рахманинов противопоставил свою «Всенощную», написанную всего лишь для хора, без сопровождения: строгие старинные напевы и стройную классическую гармонию, храмовую музыку, уходящую своими корнями в глубины эллинской культуры, обретшей новую жизнь в горячо любимой им России, судьба которой его так тревожила.
Художественный бунт творческой интеллигенции, «особенно» конечно, в нашем веке, заключается, как правило, в дальнейшей европеизации, а с начала ХХ-го века – «американизации». Русское, и раньше воспринимавшееся как отсталое, косное, некультурное (при наличии гениальной церковной архитектуры, музыки, Пушкина, Достоевского, Мусоргского, Блока и т.д. и т.д.), третировавшееся и презиравшееся, за последние десятилетия подверглось невиданному разгрому и уничтожению. В Новой истории даже нет примера подобного варварства, жестокости и беспощадности.
Сдано в архив, уничтожено великое, гениальное искусство Русского православного хора, как попросту уничтожены десятки тысяч церквей и монастырей, икон и других бесценных сокровищ, творений Русского гения, саму память, о котором стараются уничтожить. Мы и сейчас видим много посильных помощников Сатаны (который имеет, конечно, вполне земное свое воплощение!) в деле уничтожения Русской культуры как идейной культуры. Против нее двинуты могучие силы, в том числе и новое искусство. Оно обладает обязательным качеством – агрессивностью, ибо не несет в себе позитивного заряда, а предназначено для борьбы, для разрушения... Не надо обладать особым умом для того, чтобы провозглашать: «Сбросим Толстого, Достоевского и других с парохода современности», «время пулям по залам музеев тенькать», «Расстреливайте Расстрелли» – неправда ли, как остроумно! Или «Я люблю смотреть, как умирают дети» – провозглашаемого вместо скучного, постного «Не убий!»
План разрушений: архитектура, живопись, работы из драгоценностей, хоровая музыка; далее – театр, далее – музыкальный театр, который более другого сопротивлялся, далее – литература, как путем отрицания и запрета (полного, либо частного: Достоевский, Мельников, Писемский, Лесков, Крестовский и многие другие плюс Есенин, Сологуб, Мережковский, Бунин, Замятин, Ахматова, Пастернак, Мандельштам, Клюев), так и путем ложного толкования, переделки (постановки с ног на голову), извращения – в театре, в чем особенно преуспел театр наших дней, в том числе – музыкальный.
Существует искусство – как голос души, как исповедь души. Такова была русская традиция. В 19-м веке, а может быть и раньше, из Европы пришла (и особенно распространилась) идея искусства – как развлечения для богатых, для сытых, искусства – как индустрии, искусства – как коммерции. Искусство – как удовольствие, как комфорт. Искусство – принадлежность комфорта.
Все это уводит искусство в сторону от чего-то важного, значительного в жизни, серьезного, глубоко касающегося всех нас, сокровенного, скрытого от глаз, что лишь подлинному художнику дано обнаружить и явить людям в слове ли, в звуках, красках или мраморе. Это лишь – единственное, думается мне, и является настоящим искусством, которое останется во времени или выразит сокровенную сущность наших дней.
Распространилось, как в 20-е годы, эпатирование Русского человека, русского национального чувства, стремление унизить Россию, во что бы то ни стало унизить ее народ, представив его сборищем скотов, унизить и опошлить его культуру, разрушить архитектуру, разграбить ценности.
Целая бездна лежит между страданием и болью души Гоголя, который видел несовершенство окружающей его жизни, жалкость человеческих помыслов и желаний, порой убогость души человеческой, от которой сердце его обливалось кровью и слезами, которые мы чувствуем в его творениях. Целая бездна, повторяю я, лежит между этими чувствами и САМОДОВОЛЬНОСТЬЮ современного сытого пошляка, обращающего в пошлый фарс, в эстрадный скетч то, что для высокого художника (гения) было исполненным трагизма.
Прожив 66 лет, я вижу, что мир хаотичен не первородно, т. е. это не первородный хаос, а сознательно организованный ералаш, за которым можно различить контуры той идеи, которая его организует. Идея эта – ужасна, она сулит гибель всему, что мне дорого, что я любил и люблю, всему, что я сделал (и что будет истреблено за ненадобностью) и самому мне.
Анти-музыка, как и всякая анти-культура, появляется (за последнее время) тут же (рядом) с подлинной культурой. Она как бы оттеняет эту последнюю, являясь в значительной мере пародией на нее, противоположением ей.
Можно ли возродить Русский театр? А почему бы и нет? Существует же, например, во Франции театр Французской Комедии, Театр Мольера. Наряду с ним существуют бесчисленные (возникающие и умирающие) маленькие буржуазные театры, иногда очень интересные. Но это театры обычно одного режиссера, одного или двух актеров, а иногда и ансамбля. Но это не национальный театр, воплощающий для всего мира дух Франции. Удалось ли сохранить во Франции такой же Музыкальный театр? В известной мере – да, но только в известной мере.
Оперный стиль французского театра несколько пестроват и не столь, может быть, целен.
Иное дело – Русская опера. Это – монолит. Без всякого преувеличения мы можем сказать, что здесь Россия сказала одно из своих самых заветных, сокровенных слов в мировой культуре, в жизни мирового духа. Русская опера XIX-го века – это горная гряда, горный кряж, великие вершины которого и по сей день остаются недоступными, а отходя в даль времени от нас, делаются все более и более недосягаемыми.
«Иван Сусанин», «Князь Игорь», «Борис», «Хованщина» и «Китеж» – этот ряд принадлежит к величайшим созданиям мирового искусства, я бы сказал, мирового духа. … Что за богатство, что за красота и разнообразие!
Это – миф о России, возвышенный, величественный и трагический миф. Россия предстает в этом мифе как народ, одержимый великой и благороднейшей идеей братства и вселенской любви, верности и самопожертвования. Вот против чего ведется война. Вот что оплевывается, замалчивается, пачкается.. вот что ненавидят эти духовно злобные, хорошо обученные творческие скопцы.
Мусоргский и Вагнер были величайшими из композиторов, а не «спекулянтами», умевшими вылепить форму (по образцу!) и т.д., которых плодят в огромном количестве Мендельсоновские и Рубинштейновские консерватории. Они (Мусоргский и Вагнер) видели судьбу наций, крестный их путь!
Современный театр – арство вульгарности. Изгрязнили, загадили все русское: драму, оперу, поэзию, музыку, все, все.
Вы люди принципиальные, в этом Вам не откажешь, Вы насаждаете в России шенбергианство, колонизируете нас.
Возможно, что Вы и подобные Вам люди, делающие похожее в других областях жизни и преуспеет – обратите Русских в колониальный, бесправный народ (и сейчас он – полубесправный) без веры, без Бога, с выборочно дозволенной собственной культурой и историей, с оплеванным прошлым и неясным будущим. Тогда – Вы будете на коне и силой утверждаемые насаждаемые Вами кумиры обретут известность, но все равно никогда не обретут любви. Но возможно и другое, возможно что Вам не удастся попрать и окончательно унизить достоинство Русского человека, тогда Вы будете названы своими именами.
Русский народ без веры, без идеи бредет по свету и с ним можно делать все, что угодно, ибо он утратил высший смысл существования и обеспокоен лишь заботой о куске хлеба. Это – великое унижение, в которое впал наш народ, и пока он не возьмется за ум, он останется униженным рабом и будет истреблен, что может произойти гораздо быстрее, чем мы думаем.

Из записных книжек.
Тетрадь №10

Номер: 
Месяц: 
Год: